– Парни в этом возрасте чаще всего похожи на дебилов, заяц. Но он говорит правду. Чтобы привлечь внимание твоей мамы, в одиннадцатом классе я воткнул ей в зад канцелярскую кнопку! – Услышала я смех папы в своей голове, я посмотрела на него, мои глаза расширились от удивления.
Уходя, Игорь обернулся, по его щекам всё ещё стекали слёзы, так плачут только полностью разбитые люди, когда не осталось ничего, кроме разъедающей боли…
20Дни и ночи сменяли друг друга, и с каждым новым днём атмосфера отчаяния становилась всё гуще.
Со мной, спящей, разговаривали все кому не лень. Но меня, отвечающую, никто не видел.
Призрак…
– Ты там ещё жива, Маря. – Сказал папа, а я дёрнулась от неожиданности.
– Как ты так внезапно появляешься? – Удивилась я. – Я звала тебя несколько часов!
– Тебе не надоело сидеть здесь? – Дежурным тоном поинтересовался он. – Эта палата такая же мрачная, как тюремная камера.
– Я не знаю, как вернуться! Слышишь? Я не знаю!
– Я слышу только то, что ты не хочешь! – Нахмурив брови, сказал он, а на лбу появились, похожие на ступеньки морщинки.
Дверь в палату со скрипом открылась, и моё сердце сжалось от боли.
Ксеня, дрожа всем телом, подошла к кровати. Тоша остался стоять в дверях. Подруга что-то шептала, громко всхлипывала, шумно сморкалась в салфетку и плакала, плакала, плакала…
Достав что-то из сумки, она положила на мою подушку.
Заяц…
Мы дарили эти игрушки друг другу пять лет назад.
– Я пришла к тебе домой и попросила этого зайца, Маря. Может, так ты быстрее придёшь в себя? – Судорожно рыдая, проговорила она.
Тоша стоял, как каменный истукан и с ужасом смотрел в одну точку, на меня, казалось, что он сейчас упадёт в обморок.
– К… Кс… Ксеня… – Заикаясь, сказал он. – Я в-выйду в-в коридор… Марьяна… Я не могу!
Хлопнув дверью, он вылетел из палаты.
Ксеня ещё долго сидела около меня, рассказывала истории из школы, о новой серии сериала, о том, что подслушала в разговорах родителей…
Врач, пришедший на обход, выставил её за дверь. Подруга, чмокнув меня в щёку, ушла.
– Заяц, – тихо позвал меня папа, – посмотри в зеркало. Что ты видишь?
– Себя, пускающую слюни на подушку. – Равнодушно ответила я.
– Ты видишь в зеркале человека, которого ненавидишь! – Воскликнул сурово папа. – Ненавидишь за то, что сидишь и ничего не делаешь, за то, что боишься показать себя! Ты ненавидишь этого человека за то, что каждый раз зная, что ответить, молча сидела, позволяя себя унижать. Ты ненавидишь себя, и я знаю, каково это! Знаю, как это невыносимо… Из-за ненависти к себе просыпается ненависть ко всему окружающему. Тебе хочется сбежать… Но везде, куда ты сбежишь, будешь ты… Ты же помнишь, от себя не спрячешься? Придётся жить с собой, принять себя, любить каждый свой миллиметр. Я скажу тебе то, что не скажет мама, друзья, учителя, поклонники. Быть не продуктивной – нормально. Ненавидеть себя за то, что ты устала и валяешься весь день в кровати – не нормально! Валяйся столько, сколько тебе нужно. И плачь… Громко плачь, чтобы вся боль, что сидит в тебе, вышла наружу! Твоя ценность не определяется тем, как другие люди видят тебя. Твоя ценность определяется тем, как ты видишь себя! Поэтому открой глаза и постарайся сделать так, чтобы при виде себя в отражении зеркала, ты думала: «О, да, я чертовски горжусь этой малышкой!» Открой глаза, заяц…
Я смотрела на папу и качала головой, отгоняя никому ненужные слёзы.
Вернуться туда, где беззащитную девочку ударили по голове и довели до бессознательного состояния – страшно.
Остаться тут… С папой, которого мне так не хватало. Лёжа на полу, представлять, как летом поедем к морю, рисовать пейзажи и придумывать глупые куплеты, которые почему-то всегда злили маму.
Мама…
Папа смотрел на меня, склонив голову на бок, губы его дрогнули в улыбке.
– Мы так и не съездили к морю. – Сказал он, и поднял взгляд наверх. – Ты так ждала, фантазировала…
– Папа! – Шмыгая носом и утираясь рукавом, пробормотала я.
– Ты должна окончить школу, поступить в колледж. Как мы мечтали, медицинский, да? И поехать к морю. Пусть это будет тот маленький городок, мимо которого мы проезжали несколько лет назад. Тихий, некурортный, с той белокаменной беседкой на горе, которая так понравилась твоей маме…
– Мы хотели вместе…
– Не капризничай, заяц! – Усмехнулся папа. – Меня нет там, но, ты и мама, вы можете воплотить наши мечты!
Дверь снова скрипнула, давая понять, что у меня очередной посетитель. Мы с папой замолчали, что было абсолютным абсурдом, ведь нас никто не мог услышать.
В палату медленно вошли мама и Игорь.
Мама села на стул возле кровати, а Игорь встал около окна.
– Принести вам чай? – Тихо, словно боясь побеспокоить, спросил он.
– Нет, Гоша. – Мама не отводила от меня глаз.
– Мой папа говорил, что чай – это не просто напиток, а лекарство от всех болезней. У нас дома всегда было несколько видов чая: ромашковый, мелиссовый, липовый, ягодный, травяной. И он всегда подбирал под настроение вкус.
– Мой муж тоже очень любил чай, – с нежной улыбкой вспомнила мама, – а вот мы с Марей больше кофе любим.
Игорь кивнул и что-то пробормотав, вышел из палаты.
Мама достала расчёску и расчесала мои волосы.
Когда я закатила глаза, папа рассмеялся.
– Я купил вам кофе. Вы выглядите уставшей. – Игорь вошёл в палату, держа в руках два пластиковых стаканчика.
Мама потянулась за сумочкой и достала кошелёк.
– Я не возьму деньги! – Удивлённо воскликнул парень.
С глухим ударом дверь в палату открылась. На пороге стояла мать Игоря. Выглядела она очень разгневанной.
– Игорь! – Прошипела она. – Что это всё значит? Люди на работе мне сказали, что ты таскаешься сюда каждый день!
– Я навещаю Марьяну, мама, – спокойно ответил он, сделав большой глоток, – ты можешь не шуметь?
– Помнится, я запретила тебе, Игорь!
– Агата, будьте так любезны, не устраивать здесь сцен! – Резко сказала мама.
– Ты обязан меня слушать! Я плачу за твою еду, одежду и всё остальное!
– Жаль, что ты с отцом решила завести ребёнка и тебе приходится заботиться о нём. Ужасно, что все эти годы я нуждался в этих вещах и твоей заботе. Эх, мама, какая же ты у меня бедняжка… – На лице Игоря растянулась злая улыбка. – Но ведь я уже работаю, а значит, не так нуждаюсь в тебе. Поэтому оставь эти сцены тем, кто ещё верит в них!
